Эинарс Цилинскис Печать

Интервьюер.

Как ты встретил путч и узнал о нем?

 

Э.Цилинскис.

С путчем было очень интересно. В то время в СССР была написана такая экономическая программа «500 дней» Явлинского [члена Государственной комиссии по экономической реформе – ред.]. Ну, была достаточно интересной. И фактически и в Латвии, о чем свидетельствует то, что, скажем, действительно многие совсем особенно не надеялись, что каким-то там образом мы так быстро освободимся… были серьезные семинары в Совете Министров об этом документе. Ну, и так как фактически экономические вещи там действительно были весьма интересными, я решил тоже принять участие в каком-то из этих семинаров.

И так с утра на поезде ехал с дачи в Совет Министров и, так как никакого радио не слушал, и было уже… скажем, было, наверно, примерно часов десять, или во сколько там начинался этот семинар… Вошел в Совет Министров и узнал, что ничего проводиться не будет и наступил путч. Уже совсем другая ситуация.

 

Интервьюер.

Что произошло после этого?

 

Э.Цилинскис.

Затем я отправился в Верховный Совет, разумеется. Там вскоре начались какие-то заседания и начали решать об этом.

И тогда, может быть, еще одно дело, что стоило бы задокументировать и, это… то есть, о заседании правления ДННЛ [Движения за национальную независимость Латвии – ред.], которое произошло тогда уже в тот же вечер. И тогда в действительности распространилась уже новость, что Эстония полностью провозгласила независимость. И тогда я предложил на том заседании правления ДННЛ, что и нам надо потребовать от Верховного Совета сделать то же самое. Тогда правление это и приняло. В то время Висвалдис Лацис был председателем ДННЛ, и Висвалдис Лацис и Антонс Микосс [член правления ДННЛ – ред.] тогда отправились на Латвийское радио, которое еще действовало, и это дело сообщили по радио, чего мы здесь потребовали… И на следующий день мы инициировали это в Верховном Совете, в результате чего и была создана рабочая группа под руководством Андрейса Крастиньша [депутата Верховного Совета Латвийской Республики – ред.], чтобы разработать Конституционный закон.

Я не знаю… разумеется, сущности это уже не изменило бы, но, по-моему, если бы этой инициативы бы не было, вероятнее всего, что у нас не было бы возможности принять этот Конституционный закон так быстро, пока путч еще по-настоящему не кончился. То есть, вероятно, он был бы так или иначе принят, но немного… скажем, примерно так, как у Узбекистана или кого-то еще, кто тоже провозгласил свою независимость. Так что я думаю, что это тоже такой достаточно важный аспект.

 

Интервьюер.

Какой была атмосфера в Верховном Совете?

 

Э.Цилинскис.

Я думаю, что разной. Ну… так… как кому кажется. И, скорее всего, эти мнения были разными, но в любом случае абсолютное большинство тогдашней фракции Народного фронта считало, что… ну, да… то есть, что… ну, делали фактически то, что надо было делать. То есть… если кто-то тоже… где-то сейчас идут разные дискуссии, кто где там был и хотел ли кто-то спасти свою шкуру и сбежал, но я думаю, что это… если и было, то в достаточно небольшом объеме реально происходило. И скажем, фактически депутаты свои обязанности исполняли.

 

Интервьюер.

В тот момент во время путча… и до того были многие напряженные моменты… Осознавал ли ты, что в случае репрессий пострадаешь не только ты, но и может пострадать и твоя семья?

 

Э.Цилинскис.

Если совершенно открыто говорить… так как-то сильно обдумано это не было… Чтобы я это тщательно обдумывал… Этот процесс как-то так шел и казалось, что нам надо делать то, что нам надо делать. Скажем, может быть такое безрассудство молодости или как, но в принципе я об этом много не думал.

 

Интервьюер.

Тебе в какие-то моменты лично было страшно?

 

Э.Цилинскис.

Ну, в какой-то известной степени, может быть, и в то 21 августа… когда мы уже приняли этот Конституционный закон о восстановлении независимости, и тогда омоновцы там бесновались на Домской площади и тогда пришло сообщение, что они вроде бы как нападают на Верховный Совет… что было необоснованным сообщением… или же они этого не сделали в конце… Ну, тогда немного стало неуютно… Это почти тот единственный момент, который я так помню, поскольку фактически такие очень острые… они вроде бы были, но даже и во время баррикад, когда началась стрельба, это было как-то иначе… Но в этот момент казалось, скажем, что эти омоновцы действительно могут это нападение совершить и даже независимо от того, чем бы этот путч закончился.

 

Интервьюер.

Я все же представляю то мнение, которое считает: если бы победили… если бы путч по-настоящему победил, то репрессии были бы такими массовыми, что никакого подполья не могло бы быть. Просто те люди были бы уничтожены.

Но если мы принимаем это просто теоретически. Если бы путч победил и здесь начались бы массовые репрессии, ты принял бы возможность эмигрировать из Латвии?

 

Э.Цилинскис.

Честно говоря, я над такой возможностью никогда не задумывался. Действительно в то время об этом не думал, поэтому начинать думать об этом сейчас… как бы это было тогда… мне кажется, было бы нерационально. Об этом не думал. Но я не задумывался с той точки зрения, что точно никогда нет. Я просто… это не обдумывалось.

 

Интервьюер.

И как ты смотришь на тех, кто в каждый напряженный момент покидает Латвию?

 

Э.Цилинскис.

Нет, ну я уже упоминал, что большинство депутатов добросовестно выполняли свои обязанности, но я не исключаю, что кто-то куда-то и сбежал. Но я… ну, там надо смотреть, куда и как, потому что, скажем, в то же самое время путча были… ну, скажем, достаточно серьезные командировки, которые были предусмотрены, прежде чем о любом путче могло бы быть известно, и говорить, скажем, что эти люди сбежали… автоматически, ну, я бы не хотел… Так что это пусть остается личным делом каждого, что он делал, и это бы я не хотел особо комментировать. Но, ну, конечно, если это можно доказать, что кто-то так делал, то это достойно сожаления.

 

Интервьюер.

Ты был одним из тех немногих, которые в составе делегации поехали в Москву, чтобы встретиться с руководством Российской Федерации, с руководителями силовых структур и получить и грамоту о признании от России. Как ты попал в делегацию?

 

Э.Цилинскис.

Если я правильно помню, то ДННЛ это предложило… или, возможно, Эдуардс Берклавс [депутат Верховного Совета Латвийской Республики – ред.] это предложил и фактически Горбунов [председатель Верховного Совета Латвийской Республики – ред.] тоже принял это предложение и включил в делегацию. И фактически эта делегация была как бы создана из… ну, чтобы представлять различные спектры, скажем, там был Дозорцев [депутат Верховного Совета Латвийской Республики, представлявший меньшинства –ред.] и так…

Тогда надо сказать, что… там, конечно были разные встречи, но… и я, может быть, и не был, но в любом случае я не участвовал ни в каких встречах с участниками силовых структур. Если такая и происходила, то она произошла в другом составе… И фактически та единственная встреча была с Ельциным, который во время встречи и подписал уже заранее подготовленную «вольную грамоту». И это было все. В то время… этот Белый дом… у него были вокруг такие всякие баррикады еще и в Москве царила такая всеобщая эйфория. Пока мы там ожидали в приемной, подошел вице-президент, тогдашний, Руцкой и сказал: «Ну что? Не надеялись?» И ушел. Скажем, это так немного еще сейчас кажется интересным, учитывая, что с ним самим произошло в скором времени.

Но… Ельцин оставил впечатление сильной личности, может быть, вопреки тому, или пока нет, как о нем говорили, что он стал марионеткой или алкоголиком или как это было… Но во всяком случае в то время… тогда он оставил впечатление очень сильной личности. Этот разговор не был слишком долгим. Он там поинтересовался о том, не станут ли там обижать русских и тогда Дозорцев подтвердил, что нет и… может быть, остального я не помню, но в любом случае тогда он и подписал там же на месте и так мы получили эти копии от всего того и так это мероприятие и закончилось.

С тех пор я в России не был. Так что это оказался последний раз до сих пор.

 

Интервьюер.

Какое у тебя было чувство, когда вы получили эту грамоту?... Потому что фактически это было решающим…

 

Э.Цилинскис.

Ну, это ощущение было таким, что будет… так как фактически эта индикация уже была, что будет… потому что в противном случае этот разговор бы вовсе не произошел, если бы в случае не было. Так что… может быть, в тот раз это так казалось, что само собой разумеется… может быть, в большей степени, чем это должно было казаться…

 

Интервьюер.

Будничное мероприятие, да? (С улыбкой.)

 

Э.Цилинскис.

Нет, ну не совсем будничное… но, ну, скажем, что причитающееся дело, которое давно должно было произойти, или как-то так.