| Дзинтарс Абикис |
 |
|
Интервьюер. …В тот раз мы прикоснулись не только к истории, но и к рижским мостовым. Очень конкретно прикоснулись друг к другу, не опасаясь возможных последствий. Это сознание было таким сильным, оно было сильнее окружающего грохота, шума лопастей вертолетов и всего остального.
Дз.Абикис. Ну да! К тому же еще это абсолютное чувство единства. Потому что не было такого как сейчас, как говорится, что мы – здесь, а вы – там, наверху. Вы там, наверху… А тогда это было единое целое.
Интервьюер. 1991 год… потом уже путч… ощущения были такие, что уж не…
Дз.Абикис. Путч был немного другой, потому что… По ходу путча было ясно, что всё это разрешится в Москве. Это была другая ситуация. Это была другая ситуация, и было ясно, что по большому счету всё это разрешится в России. И тогда было… признаюсь, было некоторое чувство обреченности, потому что, если во время баррикад была огромнейшая убежденность – по крайней мере у меня была – что мы можем на всё очень сильно повлиять, то во время путча такого чувства не было. По большому счету всё тогда разрешилось в Москве, и надо признать, что в истории России такая личность как Ельцин, который, по моему мнению, является выдающейся личностью… что его заслуги перед Латвией все-таки крайне высоки… Тот факт, что нам удалось восстановить независимость… Конечно, не надо и переоценивать роль отдельных людей в истории, но в этом случае его роль была чрезвычайно значительна.
Интервьюер. Что ты сам запомнил из этих трех дней – 19, 20 и 21 августа?
Дз.Абикис. Ну, я помню… Если баррикады я помню очень четко… почти день за днем – всё, что мы делали – то события августа в памяти не так ярко отпечатались. Я только помню, что в январе настроение было приподнятое, оптимистическое, а в августе состояние было совершенно подавленное. И не зря тогда, когда… И это чрезвычайно, проще выражаясь, давило на мозг. Это всё действовало очень подавляюще, очень тяжелое было время. А тогда, когда мы победили, когда было ясно, что путч провалился и мы победили, тогда это вырвалось наружу, и радость была такая огромная, что временами уже было невозможно совладать с эмоциями. Помню, когда прошел путч… помню, что мы проводили такие спонтанные митинги, мы провели митинг, в котором также участвовал, если не ошибаюсь, Роландс Рикардс, бывший депутат Верховного Совета; Гулбис, кажется, тоже был депутат Верховного Совета, кажется, тоже там был, то есть, те, кто были избраны от Пардаугавы. И у нас там прошло большое народное собрание, и мы там выступили… Ну так уж было по большей части… все депутаты так поступали, ездили к людям и выступали… И эмоции были такие сильные, что невозможно было себя вернуть в нормальные рельсы. И я помню… я уехал в деревню, в Лигатне, и не мог успокоиться. Мне казалось, что я должен идти выступать на лигатненскую бумажную фабрику… И я даже понял, что со мной не всё в порядке… что я не могу больше с собой совладать… Я подумал: пойду в лес, погуляю по лесу, поищу грибов и, может быть, успокоюсь. Но нет! Я всё равно вернулся домой с теми же мыслями, что мне надо идти и выступать. И тогда, признаюсь, я как следует выпил водки и пошел спать. И тогда, слава богу, на следующее утро я проснулся, и ко мне уже вернулся здравый смысл, и я мог, отбросив эмоции, хладнокровно осознать, что же произошло.
Интервьюер. Ты сам тоже помнишь, что нам тогда был очень важен кворум, на том голосовании, когда мы знали, что готовится тот документ.
Дз.Абикис. Да-да! Помню, что это всё происходило очень поспешно, потому что тогда уже омоновцы начали подъезжать сюда по центру Риги, ты наверно тоже помнишь, на бронетранспортерах. Снаружи был сильный шум, и казалось, что это едут занимать Верховный Совет, и это еще сильнее ускорило принятие. И, если память мне не изменяет, у меня было еще какое-то заседание комиссии, потому что такие заседания были…
Интервьюер. Да-да, а мы все там же, вокруг Саэймы и в Саэйме, находились.
Дз.Абикис. Мы всё время находились в Саэйме и никуда, конечно, не уходили. Но у нас было заседание комиссии, теперь уже точно не помню, то ли в здании напротив, то ли в каком-то соседнем помещении в том же здании. И тогда я… И тогда пришло сообщение, что пора голосовать, что пора принять эту декларацию о том, что Латвия бесповоротно… что надо завершить этот переходный период и проголосовать за независимость Латвии в окончательном варианте. И тогда мы бежали сломя голову… И я только знаю, что некоторые из нас проголосовали, не успев пройти какую-то процедуру регистрации, потому что… И поэтому там наверное больше голосов, чем зарегистрировались. И теперь, возможно, надо попробовать реконструировать события и восстановить историческую справедливость, потому что есть люди, которые, возможно, как и я, которые голосовали…
Интервьюер. Голосов хватило, но на самом деле проголосовавших было больше, только не все были зарегистрированы.
Дз.Абикис. Да, в протоколе тоже в связи с тем, что не все успели зарегистрироваться, фамилии многих людей не появились. Так что так это было, да. Но, слава богу, что после того голосования… путч провалился через очень короткий промежуток времени, и мы могли вздохнуть с облегчением. Я уже не помню, сколько, но мне кажется, даже и дня не было в промежутке…
Интервьюер. Очень короткий… Мы тоже очень сильно следили за всем, что происходило в то же время в Москве, по сути играли тоже на этом… старались здесь на месте находиться…
Дз.Абикис. Ну, на самом деле, эти сомнения относительно того, удастся ли путч, появились у всех, слава богу, когда мы увидели, насколько неубедительно выглядит этот комитет, комитет по спасению, как их называли, насколько он неубедительно выглядел…
Интервьюер. А как они выглядели, сами эти «спасители»…
Дз.Абикис. Как у этих «спасителей» руки тряслись, и как они друг на друга смотрели…
Интервьюер. Когда их показывали после «Лебединого озера»…
Дз.Абикис. Да, это выглядело так, что вряд ли они победят.
Интервьюер. Во всех тех небольших эпизодах, о которых ты рассказал, какое место занимают семья, любовь, друзья?
Дз.Абикис. Несомненно, они имеют очень большое значение – поддержка друзей, родных, знакомых и семьи имеет чрезвычайно большое значение. Я чисто физически… например, в те январские дни баррикад моя супруга… мы уже пять дней наверно не выходили… по крайней мере я пять дней не выходил за пределы Старой Риги, чтобы быть всё время в здании Верховного Совета или в Старой Риге и быть способным принимать решения моментально, если понадобится. Она мне носила рубашки. В августе было немного иначе… чистые рубашки носила, но в тот раз мы тоже договорились… ситуация выглядела такой опасной, что большинство из нас не ночевало дома.
Интервьюер. Да, мы [дома – ред.] не ночевали, а семьи отправили в деревню… те из нас, кто жили в одном доме на улице Лубанас…
Дз.Абикис. Да, мы с супругой переселились к одной дальней родственнице и там проводили время. Но… Несомненно, поддержка близких крайне важна, крайне важна… Она дает силы. Конечно, я знаю и такие семьи, где муж был членом Народного фронта, а жена – членом Интерфронта… Но в то же самое время были нередко и такие семьи, которые до того жили слаженно, а, как ни печально, политика их разлучила… |
