Саэйма Латвийской Республики

Интервьюер.

В эти дни путча, когда многое все же решалось не в Латвии, а в Москве… Как начался этот период в твоих воспоминаниях, и какова была твоя роль во всем этом процессе развития?

Я.Диневичс.

Скажу так. Итак, уже до августа, как ты помнишь, для того, чтобы помочь нашему политическому становлению, нас приглашали на различные мероприятия, разные семинары за рубежом и так далее. И 18 августа правительство Швеции организовало такой семинар, на который были приглашены все три Балтийских государства. И я и Мартиньш Вирсис [первый заместитель министра иностранных дел Латвийской Республики - ред.], мы в то время были в Стокгольме. В Стокгольме от эстонцев были Лауристин [депутат съезда народных депутатов СССР - ред.], и Сависаар [Председатель Совета Министров Эстонии, с 20 августа – премьер-министр - ред.], от литовцев там были политики рангом немного пониже и этих господ я, может быть, не помню… Мы все туда прибыли примерно вечером 18-го.

И, как тебе известно, ночью произошел этот переворот и на следующее утро шведы нас об этом проинформировали. Разумеется, там, на месте прошло как бы локальное совещание, скажем, какие будут прогнозируемые последствия у этого переворота и как действовать дальше. И тогда мне хотелось бы сказать, что Лауристин тогда произнесла пророческие слова. Она тогда сказала примерно так: «Если у нас и у вас был этот переходный период, то в результате этого путча этот переходный период надо прекратить и соответственно принять какой-то государственный акт о полной независимости».

И тогда стали думать, каким образом и кто и как мы отправимся обратно. Лауристин и Сависаар – они через Хельсинки на моторной лодке отправились к себе в Таллин, Вирсис остался в Стокгольме, я отправился в аэропорт, чтобы лететь сюда. По дороге до меня еще дозвонился Мейеровицс Гунарс, ОСЛМ, призывая остаться. Но, по-моему, если бы я остался, это бы уже не имело такого значения, как это было в январе, скажем, поскольку эти процессы [восстановления – ред.] независимости уже зашли достаточно далеко, и я все же решил, что надо лететь обратно.

Когда я прилетел сюда, уже при заходе самолета на посадку можно было видеть, что неподалеку от аэропорта стоят танки, и люди, находившиеся в самолете, тоже позволили себе обратиться ко мне: почему я лечу обратно и что, может быть, лучше было бы остаться там. Ответ был таков, что здесь сейчас достаточно много важных моментов.

Из аэропорта я прямиком отправился в Верховный Совет, где было заседание фракции, заседание нашей фракции. И тогда я позволил себе на этом заседании изложить точку зрения Лауристин. По-моему, ДННЛ и еще другие уже тогда что-то говорили некоторое время… ну, полдня или раньше о том, что надо бы принять такой полный акт независимости. И это, без сомнений, готовилось, а также,  как нам известно, было принято.

Ты абсолютно прав, что если во время баррикад главное действие и, скажем, эта сцена, на которой решались события, была здесь на месте, в Латвии, то сейчас главное действие было, может быть, там – вне Латвии.

И здесь я хотел бы еще, может быть, задержаться на разных событиях вне Латвии и впечатлениях.

Итак, как ты помнишь, 24-го Ельцин подписал, если можно так сказать, вольную всем трем Балтийским государствам. И в тот раз в Москву отправился Горбуновс, отправился я, отправился Дозорцев, был и Юрис Добелис  и в Москве, разумеется, присоединился Петерс. И нас Ельцин принял в своем кабинете. Я хотел бы сказать, что этот прием был таким дружеским и даже сердечным в тот момент, когда он соответственно подписал этот документ.

Хочу еще сказать, что после, может быть, этого путча, который для Ельцина был таким очень напряженным… он был физически истощен и приехал, помнишь, тогда сюда отдохнуть на несколько дней…  тогда был один такой обед в Юрмале, на котором было руководство Верховного Совета с семьями, и я тоже на этом обеде был. Я хотел бы сказать… тот тост напомнить, который тогда за обедом сказал Ельцин, поскольку сейчас дискутируется, был он правильным или неправильным, был ли дружественным Латвии… А этот тост был таким: «Вы уходите. С одной стороны – жаль. Но надо понимать, что с вами нечестно обошлись. Но я глубоко уверен, что наши отношения – России и Латвии – будут намного лучше, чем с теми, кто остается в этом Союзе».

Печально… да, но этот его тост не сбылся. Можно было бы сказать, что тогда это у Ельцина был такой, может быть… ну… если не крик души, то такой возвышенный момент. Однако жизнь и прагматики эти дела повернули иначе.

Я хотел бы сказать, что тогда в Москве и в России вообще после путча была такая очень яркая эйфория. Когда мы там были и мы встречались не только с Ельциным, но и с… я еще расскажу… с другими, у всех была такая точка зрения: мы по одну сторону баррикад, там Компартия, а это те, кто хочет жить иначе. Это вызывало такой подъем… У нас в те дни была встреча с Шапошниковым, с новым министром обороны. И он был в таком приподнятом настроении. И когда Горбуновс высказался о том, что, ну.. Кузьмин здесь был тем, кто реализовывал все это, и не следовало бы его в таком случае сменить… «Нет проблем! Будет сделано!» И так далее.

Шапошников [в то время - главнокомандующий ВВС СССР - ред.] рассказал также такой очень интересный эпизод, что путчисты вызвали его к себе в Кремль и сказали примерно так: «Или ты будешь служить нам, или ты отсюда не выйдешь». И ответ Шапошникова был совсем простым: «Господа, там в небе четыре истребителя. Если я через десять минут отсюда не выйду, от вашего Кремля ничего не останется».

Так что ситуация тогда была весьма, весьма напряженной… Решение было таким, что всех удерживало в такой сильной эйфории.

Еще я бы хотел напомнить. Тогда точку поставил этот митинг… этот Верховный Совет СССР, который тогда решил… ну, ладно, Балтийские государства уходят… Я тоже имел тогда честь быть в Москве, вместе с Петерсом мы были в Кремле. Были и представители Литвы. От Эстонии был Сависаар. Ну и тогда они нас всех не хотели в том зале принимать, а, ну, чтобы мы выдвинули одного из своей среды. Сависаар в то время был премьером, в конце концов, и мы все три этих государства… что Сависаар был в том зале. Ну он там и был и он там выслушал и пришел оттуда с этим радостным известием, что да, и в этом органе акцептирована полная независимость Балтийских государств.

И после этого, как ты помнишь, эти акты о признании  уже «катились» один за другим. Первой была Исландия, а затем целый ряд…

Интервьюер.

Да… в конце уже невозможно было сосчитать… Сначала считали, а в конце уже не считали…

Я.Диневичс.

Да, именно так… Ну, это было самым ярким, что у меня, может быть, от августа осталось в воспоминаниях от этих дней путча и нескольких дней после него.