Саэйма Латвийской Республики

Интервьюер.

А после 4 мая и после баррикад было какое-то предчувствие, что возможны еще какие-то рецидивы режима или его отрыжки?

А.Улме.

Меня непрерывно преследовала мысль, что, как я уже говорил, в России реформы обычно перерастают в репрессии и что реальная ситуация или соотношение сил, имевшихся у нас, – и международная поддержка, которая была весьма условной, и реальная ситуация, естественно, – не позволяли предаться эйфории и думать, что всё будет в порядке и хорошо. Мы всё время жили в состоянии напряжения.

Интервьюер.

А в Верховном Совете до путча рассматривались какие-нибудь возможные варианты сценария?

А.Улме.

Интересно, что фактически их не было, потому что я постоянно на всех возможных выступлениях – ну, не на пленарных заседаниях, а на каких-то других выступлениях – призывал, ну не совсем вооружаться, но разработать какой-нибудь «вариант икс». Значит... Так чего я хотел? Я получил пару ящиков паспортов и этих самых, ну, как говорится... для дальнейшей подпольной деятельности и так далее... Надо же было мыслить логически.

Интервьюер.

А до баррикад появился сценарий «для часа икс»? Или во время баррикад, когда было это 13 января... еще до...

А.Улме.

Да-да. Но он не был реальным и достаточным... ну, реальным он был, а достаточным – нет, потому что, по сути, в любое мгновение, в любой час могли приехать и весь этот кружок просто-напросто замести. Не было у нас никакого... Ну, что у нас было? Несколько каких-то милиционеров из Бауски, но реальной силы никакой не было ни у тех 100 омоновцев... Но, возможно, было совершенно наоборот, была такая установка – и, возможно, так и есть – как-то не провоцировать их на большее... не давать им повода... так сказать, прибыть сюда с автоматами и всех замести.

Интервьюер.

Где ты сам был, когда узнал о путче?

А.Улме.

Я уехал в... там был депутатский дом в... в Плявниеках... Там у меня была квартирка. я приехал, смотрю, а я один-единственный там во всем этом доме. А тут приехал Эмсис [депутат Верховного Совета ЛР – ред.] и взял нас с семьей и увез к себе в... ну, у него за Саулкрастами дом у моря. И вот мы спим там в первую ночь, как вдруг Диана вскакивает ото сна и начинает кричать: «Танки идут! Танки идут!» Все поднимаются... С какой стати тут вдоль моря ехать танкам? Ну, думаем, наверное, идут оттуда... Оказалось, это шумит море: просто шторм и гул моря... Ну, это было психологически... и маленькая Мадара совсем недавно родилась, ей было всего несколько месяцев, ну так...

Интервьюер.

А какие были ощущения в Верховном Совете?

А.Улме.

Ну, во время путча, когда уже... было определенное чувство обреченности. Не было такого, как сказать... никто нам не выдал ни автоматов, ни чего-либо подобного... Ну, теперь мы, как сказать, фронт – ну, значит, фронт... Тогда уже в прямом смысле слова... Но, фактически, осталась дипломатическая миссия... и по представительству воли народа, а в известной степени эта миссия состояла в том, что... Мне кажется, все те, кто голосовал за независимость, они всё же... ну, из всех голосований это было самое рискованное. И неважно, кем он был раньше, первым или пятым секретарем, или кем там еще, все те, кто голосовал за независимость, в тот момент, в тот день, они знали, что тем самым они фактически... ну, что вся их семья... и так далее, что они все теперь в руках судьбы, потому что было так, что не было таких вариантов, что, ну, как-нибудь там, всё будет хорошо или что еще... Это было на самом деле... в тот момент надо было проголосовать, рискуя всем, что было. Поэтому-то народ тогда и носил нас на руках. Не помню других голосований, у которых было бы такое...

Интервьюер.

Значит, ты считаешь, что угроза, которой подвергались коллеги, ты сам и ваши семьи, была довольно большая?

А.Улме.

Да-да, совершенно реальная и совершенно закономерная. Совершенно закономерная! В тот момент весь тот Интерфронт – все они еще были. Все они прямо там были! Мы как-то так... такая мистерия. В известной мере вся деятельность Верховного Совета была такой мистерией, потому что вся реальная и репрессивная власть зависела буквально от одного телефонного звонка из Москвы.

Интервьюер.

А что собой являл путч с политической точки зрения? Потому что в том контексте соотношения сил те действия... Мне это показалось очевидным отсутствием дееспособности, нерешительностью... Ты себя назвал чрезвычайным комитетом или как-нибудь там еще и потом – не действуешь! Ты даже от своих вроде бы как подчиненных не можешь добиться исполнения приказов, та разыгрываешь фарс вокруг Горбачева, какого-то полубольного, вроде как полубольного человека... Но ты не можешь довести до конца ни одно из действий. Даже в Москве ты не можешь довести!

Чем был путч с политической точки зрения?

А.Улме.

Да, ну я полностью за то, как я думаю... потому что, по сути, путч провалился как бы из-за одной случайности в Москве, когда те десантники перешли на сторону Ельцина, несколько человек. А с политической точки зрения, я думаю, это было очень... ну, как там было... Все они, когда они появились – кто там был? Все верховное командование армии, КГБ – на самом высшем уровне! Нам там нечего было даже гадать, марионетки ли они, или они смогут чего-то не совершить... Это вообще...

Интервьюер.

Представлены-то они были серьезно, но действовали как...

А.Улме.

Да-да, а действовали... Я и говорю: это мистерия, потому что логически это объяснить невозможно, каким образом они... почему это просто не осуществилось буквально... При всех тех ресурсах, силах, которые были в их распоряжении, они не могли осуществить, потому что, очевидно, то веяние Атмоды или других новых времен – прямо как аромат жасмина – окутало также и Россию и тех людей, и тех солдат, и офицеров... Ну, что-то такое, потому что иначе... мы же не были какими-то... даже в том самом процессе, а процессе выборов... или Народный фронт... или на всех тех радикальных мероприятиях Клуба защиты окружающей среды, когда были захвачены разные аэродромы и тому подобное... не было уж такой ненависти с их стороны по отношению к нам, они больше как бы удивлялись... Но в той армии и даже в тех офицерах, которые потом... не было такой ненависти. И со мной тоже, когда меня вызывали перед теми акциями или после них в Комитет безопасности и в прочие места в порядке предупреждения или как... ну, со мной тоже не было такого, чтобы ко мне электричество подключали или там ногти... Просто предупреждали, брали подпись, и всё, если ты там... Так что было такое, по-моему, повсеместное веяние Атмоды уже не только в Прибалтике, в Латвии, но, мне кажется, в людях во всем регионе режима.

Интервьюер.

Кем, по-твоему, был Горбачев во время путча?

А.Улме.

Горбачев... Мне лично казалось, что тот арест Горбачева... что хорошо еще, что он вообще жив, если... Сначала-то мы не поняли, арест ли это, только там потом уже... Ну, Горбачев это была огромная сила, и такая же была надежда, что Горбачева... Ну, я думаю, что это веяние Атмоды или перестройки, что именно его Горбачев и начал.

Интервьюер.

А у путча были возможные... Если бы путч обернулся, скажем, немного по-другому, был ли возможен в Риге иной сценарий, отличный от результатов в Москве? Если бы в Москве Ельцин не победил Горбачева – условно – то был бы ли в Риге тот результат, который был?

А.Улме.

Думаю, что нет. Если бы Ельцин не победил, то в Риге было бы совершенно иначе. Это, по-моему, совершенно определенно.

Интервьюер.

Если бы путч победил, что бы ты сделал? Ты бы эмигрировал?

А.Улме.

Нет, мне же было совсем хорошо. Я же говорю, у меня было тех отделений... ну, у меня были люди по всей Латвии, 60 отделений, и они не были какие-то там, а годами проверенные, так что я бы... Нет, мы, я думаю, развернули бы какую-нибудь подпольную деятельность. Паспорта были, лесное оружие тоже было... Ну, как – шли бы и продолжали бы, естественно...

Нет, эмигрировать – нет! Ни в коем случае! Так уже было... Состояние было такое, что... ну, почему начали... Так уже всё достало, что по-любому – нет так нет! Но не было чего-то такого... Почему и вышли на путь Атмоды? Потому что как-то так уже достало, что не было ни реального страха, ни желания куда-то спрятаться, или куда-то... Ну, так... Только не хотелось вот так, за здорово живешь, чтобы тебя просто замели и упекли куда-нибудь... Хотелось бы все-таки побороться...