Саэйма Латвийской Республики

Интервьюер.

Были ли в Латвии еще какие-то сигналы перед путчем о том, что он возможен?

O.Костанда.

Ну, то что я уже упоминал. Состоялись эти странные учения армии СССР, советской армии, в которых колонны их бронетехники – бронетранспортеры и другие так красиво двигались. Можно было проследить за их маршрутами, как они двигались... чтобы сразу взять под контроль... там соответственно Брасский мост, мосты через Даугаву. Ну что такое... вдруг такие учения! За все время своего существования никогда армия не проводила учения в городе Риге. И это они сделали уже летом, очевидно, готовясь к этим будущим событиям, которые произошли в августе.

Ну, и, конечно, что мы продолжили эти контакты с эстонцами и литовцами в Комиссии по оборонным и внутренним делам. У Талавса Юндзиса [депутат Верховного совета Латвии – ред.] огромные заслуги в том, что фактически он дал этот зеленый свет и позволил, как говорят, развивать все дальше.

Интервьюер.

Но Талавс сказал, что мы по-настоящему не готовились к путчу, и в августе тоже не  были к нему готовы.

O.Костанда.

Открыто – нет. Но он мне позволил делать все, что я считал нужным. Ну, он, естественно, не знал, что я буду делать и как я буду делать. Но я продолжил эти контакты.

Одна важная встреча у нас была уже очень скоро после январских баррикад, это был толи февраль, толи март 1991 года, когда я, Марис Маркусс и Аусеклис Плявиньш, мы втроем выехали в Литовский приграничный городок Зарасай и в Зарасае встретились с Аудрюсом Буткявичюсом [депутат Верховного совета Литвы – ред.]. Можно сказать, что это было очень скоро после всех этих баррикадных событий. И основной вопрос был, ну, именно так, как теперь мы с тобой оцениваем ситуацию, что ничего не закончилось, все будет продолжаться – когда – не знаем, может быть через месяц, может – через два, может – через три. Как теперь будем действовать? Ясно, что баррикады второй раз строить никто больше не позволит. Такой возможности не будет и это подтвердили также дальнейшие события. Тогда у нас опять была достигнута такая договоренность, что если действуем, то действуем согласованно, чтобы один не выбирал какую-то одну тактику обороны, другой – другую. Мы определили два пути действия. Во-первых, что необходимо продолжать... литовцы открыто это делали, создавали уже Земессардзе (ополчение – ред.)... Нам, хотя уже в январе 1991 года удалось получить... Талавсу Юндзису... отстоять и доказать и получить проголосованное в Верховном Совете решение о создании в Латвии сил самообороны, это решение так и не было никогда выполнено. Поэтому Юндзис полностью прав, когда он говорит, что мы не были в таком смысле к чему-то готовы, что у нас были бы созданы свои силы самообороны. Единственное, что выполнили из этого решения, это пункт 2, который был в этом решении – это было о создании отдельного полицейского батальона, так называемые «белые береты».

Но мы, значит, договорились с Аудрюсом Буткявичюсом, что, во-первых, необходимо создавать и совершенствовать качество и снаряжение групп бойцов. В Литве под зданием Верховного Совета внизу, в подвальном помещении у Аудрюса Буткявичюса был штаб Департамента ополчения  и там были мастерские. В этих мастерских ремонтировалось все старое оружие военного времени, именно под парламентом, под Сеймом. Туда в ящиках привозились пустые патронные гильзы, их заполняли и восстанавливали муницию. Литовцы разработали и приготовили гранаты, из которых мы тоже кое-что получили, пластмассовые... лимончик, «лимонка», в пластмассовый корпус вплавлялась всякая ерунда – гвозди, винты, всякие железяки. Литовцы работали над созданием своего автомата. Они изготовили несколько очень хороших экземпляров, и у нас были надежды, мы уже ждали, что теперь и мы могли бы для наших групп получить эти автоматы, но проблема была в стволе. Проблема была в стволе, износ которого был слишком быстрый, хотя... просто не было качественного металла. И мы подобно им действовали  здесь. Таким образом из этих групп, которые уже  выкристаллизовались во время баррикад, мы ездили с Маркусом по Латвии, создавали, скажем, собрания «лесных братьев»... если можно так сказать... организовывали собрания с командирами групп бойцов по регионам – в Латгалии, Видземе, Курземе... в Курземе, между прочим, это состоялось на хуторе известного крестьянина, он и депутатом был – Оскарса Григса. Оскарс Григс сам там собрал целый арсенал. Чтобы командиры боевых групп могли бы руководить своими людьми, им необходимы тактические знания, им необходимо обучение умению обходиться с оружием различного вида, различных систем, знать немецкое оружие, которое может попасть в руки, русское оружие, обучение организации связи, работе со взрывчатыми веществами и так далее.

Где мы могли в Латвии обучить таких командиров боевых групп? Нигде. Но так как в Литве был Департамент ополчения, они реально  и легально, ну насколько легально в условиях Советского Союза... но по крайней мере законно... создавали силы самообороны – Ополчение. Тогда Аудрюс Буткявичюс сказал: «Я вам, друзья латыши, помогу. Присылайте на десятидневную учебную программу своих бойцов.» И мы посылали туда. И я очень рад... Марис Маркусс руководил у меня этой организационной работой и он сам возил этих людей туда и отдавал в руки литовцев на обучение и привозил обратно. Я рад, что после того, когда, наконец, и в Латвии мы создавали Ополчение, создавали Национальные вооруженные силы, хотя это было только в конце 1991 года, тогда многие из наших этих людей, в то время нелигитимных бойцов, в тот момент..., ну, необходимо так сказать... стали офицерами Ополчения, стали полковниками. Например, Гайдис Ошениекс стал командиром Курземской бригады Ополчения и так далее. Это все началось от этих... ну, я должен сказать, бойцов... от этих военных. Так что это был один путь.

А второй путь, который опять Аудрюс Буткявичюс... он был, что я хочу подчеркнуть – автором идеи баррикад... он также сказал: «Одисей, поищи книги Джина Шарпа». Джин Шарп, американец, который исследовал опыт ненасильственного сопротивления везде – в Индии, там Ганди... в самых различных странах. Он сказал: «Поищи.» Кое-что он тоже дал, что у него было там на английском языке. «Из этого много что поймешь и нужно думать над тем, как... Не всех людей можно  вооружить, ты сам видишь, какие у нас дела.  Скажем, людей необходимо подготовить к другим формам сопротивления, где все же массово можно сопротивляться».

И затем я приехал сюда и привлек к работе философа и работника Атмоды Ольгертса Эглитиса. Ольгертс Эглитис очень быстро, это человек, одаренный фантастической работоспособностью, он днями и также ночами перевел ряд работ Джина Шарпа, и тогда мы уже могли начать создавать, ну, скажем, такую основу для тактики, как ее можно применить в условиях Латвии. Параллельно Юндзис боролся и продвигал вперед идею, что необходимо сформировать центр ненасильственного сопротивления.

И тогда 15 июня 1991 года на Президиуме Верховного Совета рассматривался вопрос о создании центра, о выделении бюджета в размере двух миллионов рублей... рублей...

Интервьюер.

Это не был июль?

O.Костанда.

Нет, это было  15 июня 1991 года. И до 20 июля было дано задание создать. Тогда приняли решение о создании центра, но не приняли решение о выделении финансирования. Приняли решение о назначении Одисея Костанды... утверждении Одисея Костанды руководителем центра ненасильственного сопротивления. И теперь у меня есть центр, есть Костанда, денег нет, чтобы организовать хотя бы обучение, или хотя бы напечатать, скажем, какие-то определенные материалы... Но только материал, если ты не обучишь людей на местах его применять, ну, так есть... Ну, материал важен, но тогда человек на месте должен сам в зависимости от своего творческого подхода и опыта или других факторов... Как он его применит? Лучше всего, если есть уже определенные координаторы на месте. Но до этого мы не дошли. Я несколько раз еще на последующих заседаниях Президиума поднимал этот вопрос, что необходимо теперь выделить это финансирование, мы присмотрели там здание, где это сделать и создать учебный центр. Но это не удалось. Таким образом, Юндзис опять прав, что мы не были может быть организаторски готовы как структура, чтобы, скажем, ненасильственное сопротивление детально реализовать.

Но мы все же разработали инструкции. И мы инструкции разработали... – разработали три вида. Первый – инструкции, что необходимо делать государственным работникам и работникам  самоуправлений в определенной ситуации. Второй – инструкции, что необходимо делать  работникам предприятий, организаций, общественных организаций и так далее. И третий – что может делать каждый человек, или каждый индивид. И опять же, каждая из этих инструкций была трехступенчатая – что необходимо делать тогда, если только начинаются эти попытки насилия..., скажем, подавить стремление к независимости Латвии, что необходимо делать тогда, если успешно удалось... успеха достиг этот переворот, диктаторский военный переворот... И третий уровень – что делать тогда, если это затянется на несколько месяцев или несколько лет... два, три года, скажем, как действовать в дальнейшем. И эти инструкции были готовы. Слава Богу, что они у нас были. Мы их закончили... еще буквально последние коррекции внесли 19 августа, когда путч уже начался, с утра с Ольгертсом Эглитисом, Гунарсом Кандой, который тоже был одним из моих помощников в событиях того времени, уже начиная с баррикад я был с ним знаком. Позже он руководил Особым отделом ополчения... В квартире Гунарса Канды с Ольгертсом Эглитисом мы закончили последние коррекции в этих инструкциях и тогда они были напечатаны и отправлены по Латвии, их зачитывали по радио и они были напечатаны в целом ряде газет и так далее, скажем, в таком смысле можно сказать, что мы... идейно мы были готовы, что и как. Но организаторски мы не были... И деньги Годманис [председатель Совета министров – ред.] в последний момент тогда, когда начались события 19 числа [августа – ред.], тогда молниеносно вдруг сразу в Совете министров нашлись эти необходимые уже с июня запрашиваемые нами 2 миллиона рублей. Но доступ к деньгам у нас был буквально несколько часов, ибо путчисты сразу заблокировали все банковские счета, но и в тот короткий момент Марису Маркусу, это был бедовый парень, удалось закупить огромное количество  разного вида раций, радиопередатчиков... Это уже было что-то, ибо эти рации мы сразу могли вывезти и организовать сеть связи, скажем, с районами, с  волостями, чтобы начать, по крайней мере, пробовать координировать происходящее уже в ходе процесса. Это было то, что центр начал функционировать... центр ненасильственного сопротивления... и что  он делал в дни августовского путча.

А ночами августовского путча... Тогда я со своими бойцами встречался то в одном регионе, то в другом, выезжая то в Курземе, то в Земгале, то в Видземе и рассказывал о том, как в другом сегменте, скажем, развернуть деятельность, и целый ряд людей с лучшим оружием, со снайперскими винтовками мы привезли в Ригу и разместили напротив здания Верховного Совета – в помещениях Комиссии по обороне. Там сидели люди, как говорят, такая команда смертников со снайперскими винтовками, чтобы, по крайней мере, совершенно реально защитить здание парламента, Верховного Совета тогда, когда они захотят его захватить.

Интервьюер.

В августе были возможны баррикады?

O.Костанда.

Нет... Совершенно ясно. Во-первых, никогда нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Это также и неправильно... Каждый раз необходимо применять все же другую тактику. И второе, что противник был четко уже к этому готов. Мы видели, что сразу были размещены их бронетранспортеры, заблокированы мосты...

Это не допустило бы вообще ни какого-то малейшего движения техники... тракторов из села, привоза людей на автобусах... Ну, это и не было нужно... Почему? Если в январе это было очень правильно и важно, и мы продемонстрировали, скажем, Ригу как крепость свободы, то в дни путча у нас была совсем другая цель – чтобы вся Латвия была крепостью свободы, чтобы люди в каждой волости, везде неспокойно... Они поставили  бронетранспортеры здесь на Даугавском мосту... а в Кулдиге люди говорят: «Прочь, нужна независимость Латвии!». Везде! Не только в Риге это было. Это была такая идейная цель.

Интервьюер.

И какая была... Был какой-то эффект от того, что объявили... от всеобщей политической забастовки?

O.Костанда.

Ну, я думаю, что мобилизующий эффект был. Когда началось... Никто ведь не знал, как долго этот путч мог продолжаться и судьба  путча на этот раз не решалась в Балтии, как мы знаем. Судьба  путча решалась в Петербурге, решалась в Москве, скажем, решалась в России. Но и для них, я думаю, были важны эти «балтийские уроки», для таких людей, как Ельцин, для таких, как многие другие демократы. Ну, в конце концов, для того простого русского человека, который тоже переступил через какую-то планку и шел против танков и говорил: нет, нет путчу.

Интервьюер.

Теперь и в Латвии довольно-таки многие говорят, что путч в сущности сыграл положительную роль для Латвии, ибо неизвестно, когда наступила бы эта независимость, следуя эволюционным путем. Как ты смотришь?

O.Костанда.

Ну, да. Ну, никогда нет худа без добра. И баррикады... если так смотреть... есть своя польза. Хотя это и ничего не решило, но в тот момент, как я уже сказал, это дало опять один качественный шаг для самого народа в осознании своей силы и... И это было важно.

А намного ли что-то ускорил августовский путч? Ну... не хочется говорить такие слова... ересь... что независимость, которая не заплачена кровью, для людей мало что значит. Ну, разве всегда за все нужно платить кровью? Может быть это и неправильно. Но своя доля правды в этих словах есть. То, за что ты дорого расплатился кровью, это скажем, из поколения в поколение помнят и чтят как святое. То, что как бы, скажем, так легко досталось, то через время начинаешь думать, ай, да ну... Это для нас еще ничего... это для нас... черное сразу можно сделать белым и белое – черным... Так что доля правды есть в тех словах... что произошел путч и мы быстрее приобрели свободу. Ну, и заплатили... были же и эти жертвы...